БАБСАК И КУСЭК 
См. Башкирское народное творчество. Эпос. Башкортостан, Уфа, Башкнижиздат, 1987, С. 464-491 Редакционная коллегия: Зарипов Н.Т. (главный редактор), Бараг Л.Г., Байбулатов Р.Ф., Галин С.А., Кузеев Р.Г., Надршина Ф.А., Сулейманов А.М., Ураксин З.Г., Филиппов А.П., Хусаинов Г.Б. Составитель Сагитов М.М. Перевод эпоса осуществлён Шафиковым Газимом Газизовичем. Материалы в электронном виде предоставлены Муратовым Б.А. Технический редактор электронного текста книги: Гарипова Ф.Х. УРАЛ-БАТЫР | АКБУЗАТ | БАБСАК И КУСЭК | Другие эпические сказания башкир | Сведения о вариантах | О башкирских эпических напевах. Словарь | Башкирские сказители и их эпический репертуар СОДЕРЖАНИЕ Башкирский эпос «Бабсак и Кусэк» распространён в двух версиях — кипчакской и бурзянской, которые отличаются противоположной интерпретацией образов главных героев сказания — Бабсак-бия, батыра кипчакского рода, и Каракулумбета, батыра бурзянского рода. Публикуемый текст относится к кипчакской версии. (Примечание от Муратова Б.А.): В башкирском эпосе «Бабсак и Кусэк» отражены далёкие реальные исторические события — а именно: военное соперничество башкир из племени Бурзян, с кипчаками, переселявшимися на Юж. Урал с Алтая. В многолетнем противостоянии (с VII по XIII вв.), бурзяне проиграли кипчакам. Современные историки, этнологи, антропологи, лингвисты — пытаются найти объяснение тому, как так могло произойти, что различные по языку и происхождению племена, населяющие Юж. Урал: сармато-аланы, финно-угры, тюрки и др. к XIV в., объединившись под единым этнонимом bashqort — окончательно перешли на кипчакское наречие тюркского языка? Башкирский эпос «Бабсак и Кусэк» может разрешить эту тайну истории, упоминая, в частности, о древнем соперничестве племён Бурзян и Кыпсак. Противостояние этих племён, началось, по-видимому, с первого появления кипчакских племён на Юж. Урале в VII в. н.э., которые столкнулись на Юж. Урале с племенем Бурзян, отстаивающем своё право на землю, язык, охотничьи угодья и т.д. Если принимать во внимание, что соперничество между кипчаками и бурзянами — всё-таки имело реальное место в древней истории Урала, то, судя по тому, что башкиры говорят на кипчакском языке — можно утверждать о более достоверной кипчакской версии башкирского эпоса «Бабсак и Кусэк». Композиционно башкирский эпос «Бабсак и Кусэк», продолжает эпическое наследие, которое было отраженно, в частности в таких сказаниях башкир, как «Урал-батыр» и «Акбузат». Башкирский эпос «Бабсак и Кусэк», являясь, как бы продолжением эпических сказаний башкир «Урал-батыр» и «Акбузат» — фиксирует народную традицию последовательности развития исторических событий, возможно имеющих реальное отношение, к истории Юж. Урала. Башкирский эпос «Бабсак и Кусэк», относиться к заключительному эпическому сказания из Трилогии, созданных народной эпической традицией башкирского народа: Урал-батыр, Акбузат, Бабсак и Кусэк, где исторические рамки прошлого башкир поделены на три огромных периода, таких как — 1) зарождение жизни, смысл бытия и появление первых башкирских племён на Юж. Урале; 2) появление изделий труда из металла, приручение лошади; 3) и, заключительный период: формирование башкирского народа, из различных племён, населяющих Юж. Урал. 
1. В старину жил хан по имени Масим[1], Был он прославлен среди всех умом своим; Справедлив во всём, равно же и богат, Пребывал во славе, правил в меру сил. 5. У него двенадцать биев под рукой, Развлеченья смех, веселье день-деньской; В ханстве воинам отважным нет числа — В том соперничать не мог с ним хан иной. 9. Мусульманин сам из тюрков, — Масим-хан. Султанат его обширней многих стран: Бор сосновый, горы, зеркало озёр — Побережья Агидели — ханский стан. 13. Проводил он игры с воинством своим — Все старались преуспеть в них перед ним. Неспокойно было в мире в пору ту — Воины правили обычаем мирским. Друг у друга вырывали силой скот: То один захватит, то наоборот; Сильные над слабыми чинили суд, Убивали и позорили народ. Были в пору ту четыре рода, говорят, Смута и вражда владели миром, говорят. Каждый род себе батыра выбирал, Так и жил на свой манер и на свой лад. Каждый род своё название имел. Предводитель рода — был могуч и смел. Тюрки все по языку, перед одной Верой каждый из родов благоговел. Тангаур[2] — так звался род один; Хлеб растили здесь, свозили на овин. Выделялся среди всех Тимеркотло* — Вряд ли в силе кто-нибудь сравнится с ним. Род Тамьяна[3] — назывался род второй. У него, как у других, батыр был свой. Имя он носил такое же — Тамьян — Постоять за род готов был головой. Третий род имел название — Кыпсак[4]. В нашу повесть мы его и впишем так. В том роду был знаменит один батыр — Мощь слона в нём, сердце льва… Зовут — Бабсак Род четвёртый звался Хаин[5]. Их земля По соседству с Масим-ханом пролегла. Легковесен был характер тех людей — Не прореха ли в их разуме была? Главарём у них был Каракулумбет. Хаиновский род берёг от зла и бед. У одних крадя добро, они другим Продавали, наживаясь много лет. Многолюден хаинов греховный род (По числу он прибавлялся каждый год): Огнестрельных ружей не было тогда — Только лук да меч — вот воинов оплот. Славу те четыре рода обрели Средь племён их окружающей земли. Но оставим их, и взор свой обратим К Масим-хану — наша повесть так велит. Как-то вышел на охоту Масим-хан, Разъезжал по малохоженным местам; А вернулся по прошествии трёх дней — Видит: паникой объят родимый стан. Весь народ к владыке тут же побежал: Гнев небесный, мол на голову нам пал. «На охоте пребывали вы, таксир, Здесь же кровь лилась вовсю», — один сказал. Видя, что и ни живы, и ни мертвы Его люди… Чуть не спала с головы Тюбетейка Масим-хана. Сам не свой Стал он сразу от неслыханной молвы. В это время появился, чуть дыша, Человек один, от ужаса дрожа, Слово молвить позволенья попросил И рассказ повел, сбиваясь и спеша. «На горе Муйынсаклы мой пасся скот. Наши дети там резвились без забот. Сорок пять — не меньше — было малышей, Когда страшный появился хищник тот. Тысячам верблюдов распорол Животы, из трупов гору он возвел. Сорок пять детей дрожали как один, Перед хищником, что страшен был и зол. Сорок чад убил без жалости злодей, На пяти других оставил след своих когтей, Вот они-то и вернулись домой, Принесли страшнейшую среди вестей. К Масим-хану обратился весь народ — Каждый в страхе и смятенье слезы льет: «Если что-то не предпримем мы, тот зверь Завтра всех нас на кусочки разорвет». От предчувствия опасности такой Потеряли люди сон свой и покой. И к батырам четырех родов решил Обратиться хан наш собственной рукой. Написал в письме своем он: «Сыновья! К вам, батыры, обращаюсь с просьбой я: Если вы нам не поможете в беде, Будет смерти предана страна моя». Тут Тимеркотло, в роду своем отец, Средь батыров самый первый удалец, Весть от хана получив, оставил дом, Распростившись с ним, с родных уехал мест. Был же возраст у батыра — двадцать лет, Но успел узнать его весь белый свет. Коль пешком шел — по колено уходил В землю, яму оставляя там, где след. Он решился в путь отправиться большой, Чтоб помочь в чужой беде любой ценой. И в повозку голубую в тот же миг Запряжен был иноходец вороной. Только вдруг промолвил слово — точно гром, Оглушило всех оно на месте том: «Не пристало нам в повозках разъезжать!..» И решил он в путь отправиться верхом. Он сто восемьдесят выбрал молодцов — При оружии — проверенных бойцов; И, с народом попрощавшись, вышел в путь К Масим-хану — на его тревожный зов. До Тамьяна весть Масима донеслась, И душа его волнением зажглась. Добрых воинов собрав сто пятьдесят, Выйти в путь Тамьян решился в тот же час. Полтораста было воинов при нем, Что отвагою берут, а не числом. Вот с народом распростились, и затем В путь отправились, родной оставив дом. И до хаинов посланье донеслось, Отклик вызвало оно и к зверю злость; По рукам оно пошло: желали все Прочитать — так обглодать желают кость. Въехал Каракулумбет в толпу людей, Хоть никто не говорил о вести сей, — Догадался сатанинским он чутьем О прибытии нерадостных вестей. Великан-батыр был Каракулумбет: Пять быков везли стрелу его вослед. Если спал — то пять ночей и дней подряд — В том соперников ему, наверно, нет. Каракулумбет тут громко зарычал: «Собирайся весь народ — и стар, и мал!» Аксакалов он собрал, держал совет: Надо ехать, мол, коль сам Масим призвал. Кое-как успев посланье прочитать, Он велел коня могучего седлать, Лучших воинов из рода отобрал, Чтоб друг другу были воины подстать. Было воинов тех триста пятьдесят — Каждый яростью недоброю объят. Распрощался с домом Каракулумбет И пустился в путь — таков его ответ. Ураз-хан был с Масим-ханом наравне. Род его башкирским был в той стороне; Созывали ханы каждый год майдан, Дружбой верною довольные вполне. Хан любовь к кыпсакам давнюю питал, Их подарками и лаской наделял, И Бабсак-батыру мир своей земли Охранять от чужеродцев доверял. На коне лихом по кличке Карагир Объезжал владенья ханские батыр. Больше месяца с седла он не сходил, Охраняя и спокойствие, и мир. Ураз-хан благоволил ему во всем, Верность, мужество и ум ценил он в нем. «Выдам замуж за него я дочь, даст Бог», — Думу тайную носил в себе притом. У него та дочь единственной была, Луноликою красавицей слыла. Только встретились они, и навсегда Их сердца любовь великая слила. Как увидятся — конца объятьям нет. Грел сердца их обожанья жаркий свет. Той любви предела не было... В слезах Расставались, преданности дав обет. Ямиля — так звали девушку. Огнем Полыхала всякий раз она при нем. Ураз-хан мечтал их вскоре поженить И на свадьбу им поставить новый дом. Вот Бабсака как-то раз к себе призвал, Дал благословенье им, добро и мал. Целый месяц продолжался пир горой — Весь народ на этой свадьбе пировал. На майдане силой мерились борцы, Их подбадривали деды и отцы. Состязались родовые скакуны — Ими правили отважные юнцы. Ямилю Бабсак домой к себе привез. Был он счастлив, преисполнен светлых грез. Бархат, золото, шелка и серебро, Драгоценностей привез он полон воз. А Бабсаку восемнадцать было лет. На полях сражений равных ему нет. Но нежданно и негаданно в их дом Незнакомец вдруг пожаловал чуть свет. Под гонцом был иноходец вороной, В пене весь — видать, покрыл он путь большой. Он письмо Бабсаку тут же протянул — Сразу видно, человек он был чужой. Был гонцом от Масим-хана тот седок. Дни и ночи гнал коня как только мог — Вез послание владыки своего, Чтоб Бабсак в беде негаданной помог. Прочитав письмо, Бабсак оцепенел. В злую весть он долго верить не хотел. При жене он дал согласие свое, Ибо в помощи он видел свой удел. Знал Масим: всегда откликнется кыпсак, Если воинством главенствует Бабсак; И, едва услышав клич, собрался он — Издавна в роду кыпсаков было так. Стал готовиться батыр в далекий путь (Разве мог гонца с отказом он вернуть?): «Коль призвал нас хан, то надобно помочь, — Лишь в поддержке в час тяжелый — дружбы суть». Он решил: «Алла велит нам помогать, Родила на то меня батыром мать, На веку чудовищ разных и зверей Приходилось мне немало убивать». О решении узнав его, народ Опечалился; никто не ест, не пьет. Говоря: «От нас уходит наш батыр», — Тот и этот ненароком слезы льет. Опечаленная, плачет Ямиля, К Масим-хану не ходить его моля, Чует, что уже обратно не вернет Ей Бабсака чужеродная земля. Обращается Бабсак к своей жене, От смятенья не оправившись вполне: «Ямиля моя, послушай, что скажу, — Те слова пылают пламенем во мне: Коль Алла велит, вкушу я пыль дорог, Испытаю все, что уготовил рок. Ведь и дома человек умрет, когда Истечет судьбы его последний срок. Сына ты родишь два месяца спустя. Свет прольет ему отцовская звезда: В руки меч возьмет и бить пойдет врага, Упорхнувши из родимого гнезда. Утешеньем это будет, коль умру. Быть всегда благополучью ко двору. Пусть Алла да не оставит этот дом, Пусть он будет вечно добрым на миру!» И, сказав слова те, собираться стал, Чтоб направиться с друзьями в ханский стан. Восемь воинов достойных взял с собой. А потом час расставания настал. Пред отъездом осмотрел всех восьмерых, Снаряженье и коней проверил их. Попрощавшись, в путь отправился Бабсак, Уводя с собою ратников лихих. Всех батыров Масим-хан оповестил (Как быть, если мир ужасных полон сил!), Сто верблюдов приказал зарезать он, Чтоб привольно всяк приезжий тут гостил. В час, когда встречать собрался он друзей, Припекать стал жар полуденный сильней, Заклубилась, закружилась пыль столбом, Возвещая о прибытии гостей. Донесли Масиму: «Видим мы вдали Несколько существ, что движутся в пыли, Великана — будет ростом с минарет... Досточтимый хан, встречать его вели!» Хан вгляделся из-под стянутых бровей, Понял он: из четырех богатырей Едет кто-то... Это был Тимеркотло, И сто восемьдесят воинов-друзей. Прибыл раньше всех Тимеркотло на зов, Сел на место красное без лишних слов. С Масим-ханом говорил батыр, когда На дороге пыль вздыматься стала вновь. «Хоть та пыль и далека, но все ж она Для меня знаменья смутного полна. Будь то вражье чье-то войско иль набег, Воля Божья в том небесная видна!» Так промолвил и в клубящий ураган Стал внимательнее всматриваться хан. Видит: воинов числом сто пятьдесят, И Тамьян средь них — могучий пехлеван. Вот уж два батыра здесь из двух родов — Рад Масим, он не жалеет сладких слов. Так сидят они, беседуют втроем... Но опять клубится пыль среди холмов. Ближе, ближе пыль дорожная, и вот Затянулся этой пылью горизонт. Вот и всадники видны уже. Они Подпирают черной тучей небосвод. Каждый Каракулумбета тут узнал (Важный миг рассказа нашего настал): Под батыром был скакун из скакунов — На лихом скаку он молнии метал. На караковом тулпаре тот батыр — Средь других батыров первый богатырь. Рода хаинов вождь Каракулумбет К ним подъехал, озирая гордо мир. Так батыров стало трое, говорят. Разговор у них пошел на общий лад. Лишь Бабсака нет. Не ведает никто, Что с ним: едет, или повернул назад. Рады тем, что собрались в одном кругу, Развлекались те батыры на лугу. За весельем не заметили они, Что стемнело на зеленом берегу. В сон глубокий погрузился весь народ — Стар и млад, уставши от дневных забот; Но, нарушив вдруг покой и тишину, Грянул гром — и ходуном земля идет. Разбудил тот грохот всех. Смиряя страх, Три батыра вознеслись на стременах, Самых чутких, смелых выбрали бойцов, Ну а слабых же — оставили в шатрах. «Подает ли снова хищник голос свой? Кровожадный враг сюда ль идет войной?» — Так гадает тот и этот. А один Говорит: «Гора схлестнулась с горой». Тут какой-то старец молвил: «Не беда! То не враг, а верный друг идет сюда. Погодите: будет здесь он на заре — Сами вы его узнаете тогда. Говорю вам: то не чудище, не враг Наполняет громом-гулом ночи мрак, То — в пути к нам однодневном рвется вскачь Богатырь лихой и добрый — не чужак». Прав был старец-прорицатель: ехал к ним Богатырь Бабсак. Клубилась пыль, как дым. И копыта Карагира тишину Разрывали грозным топотом своим. Слыша это, успокоился народ. Ночь прошла, и вот рассвет уж настает. Грохот страшный слышен уж совсем вблизи. Даже час как будто длится целый год. Все тут высыпали, чтобы посмотреть На коня того, что был тяжел, как медь. То — Бабсак был. Восемь с ним богатырей, За него всегда готовых умереть. Бьет копытом огнеокий Карагир. А над ним могучий высится батыр; Он к Масиму подъезжает и ему От своих передает привет и мир. «Ассалэм алейком, хан мой! — говорит, — Твоя слава по земле давно гремит. Не серчай, что опоздал. Я искуплю Ту вину хорошей службой», — говорит. Так сказавши, поздоровался потом Он со всеми, кто стоял на месте том. И повел Масим батыров в ханский стан, Что и золотом сверкал, и серебром. В честь батыров он устроил пышный пир, Где воспет был каждый прибывший батыр. Верил хан, что с их прибытием опять Установятся везде покой и мир. Он велел шатры раскинуть на холмах, Показал свой щедрый нрав не на словах. «Слушайте меня, родные и друзья! — Произнес, — и да простит меня Аллах!» Стал тревожен и печален его лик. Головой в глухом предчувствии поник Каждый, молча ожидая, что же им Скажет хан Масим в тревожный этот миг. «На меня, батыры, гляньте, — он сказал. — С нетерпением я всех вас ожидал. Отыщите людоеда поскорей, Где б он ни был — средь лесов, полей иль скал. Выезжайте же в те долы и леса, И на горы, что уходят в небеса. Бродит хищник там чудовищный. О нем Я в посланиях подробно написал. Разыскать прошу я хищника того, Острой саблей тушу распороть его. Коль убьете — да поможет вам Алла! — Мир вернете в лоно ханства моего. Если хищника убьете вы и мне Принесете шкуру чудища, вдвойне Одарю вас, не жалея ничего, — Лишь народ бы жил в покое-тишине. Громким пиром победителю воздам, Поделю страну свою с ним пополам, Выдам замуж за него я дочь Гаухар И во власть ему двенадцать биев дам. Пожелав батырам доброго пути, Приглушил он боль сосущую в груди. Вот батыры у развилины дорог Собрались... Что путь сулит им впереди? Едут четырьмя дорогами богатыри. Спешился Бабсак в тени большой горы. Духом мускуса был воздух напоен, В красоте гора была светлей зари. По горе той долго-долго он бродил, Ел плоды лесные, если находил. Как-то шел он вдоль ручья, и видит вдруг Льва огромного, что сладким сном почил. Льва завидев, вспыхнул яростью Бабсак, Разгорелись гневом праведным глаза, К людоеду приближаться начал он, Мысленно у бога помощи прося. Камень взял он со скалу величиной, Запустил во льва могучею рукой. Но пронесся мимо зверя камень тот — В землю врезавшись, стал ямою большой. И от грохота того проснулся лев, Рык исторгнул, на батыра поглядев, (Был громаден зверь, высок, как минарет) Вспыхнул в хищнике тотчас ужасный гнев. Мощь кипела в нем свирепая. Стремглав Камни разметал вокруг он, зарычав. В этот миг Бабсак пустил в него стрелу — Лев взревел, на место прежнее упав. Да, упал и захлебнулся в тот же миг Кровью собственной, и стоном обернулся рык. А стрела батыра, льва пробив насквозь, В яр вошла, что нависал, угрюм и дик. Подошел батыр к поверженному льву, Видит: пал тот не во сие, а наяву. Чтоб отметину оставить, он язык Зверю надвое разрезал, как траву. Постоял в раздумье, словно набираясь сил, Надвое потом стрелу он расщепил, Половину той расщепленной стрелы Глубоко он в брюхо хищника вонзил. Он другую половину взял с собой. Несмотря на наступивший мрак ночной, К Масим-хану он отправиться решил, Чтоб обрадовать все ханство вестью той. Двинулся Бабсак-батыр в обратный путь, Не забыв полы одежды подвернуть За свой пояс. Шел и дни, и ночи он. Лишь дойдя, смог полной грудью он вздохнуть. К Масим-хану он явился прямо в дом И немедля рассказал ему о том, Что ужасного он хищника убил И оставил его тело под холмом. Услыхав об этом, тотчас Масим-хан Повелел собрать невиданный майдан, Пригласил на этот праздник весь народ. Веселился сам вовсю от счастья хан. Пусть же праздник свой проводит хан Масим И гостеприимством радует своим. Мы же, к Каракулумбету воротясь, На его дела вновь взоры обратим. Очень много он земель преодолел И пришел его терпению предел. Вот на льва, что был Бабсаком умерщвлен, Он на всем скаку однажды налетел. Льва лежавшего увидев, он решил, Что тот спит, и тут же в руки лук схватил, До предела натянул он тетиву — В тушу зверя мертвого стрелу пустил. Лев не вздрогнул и не бросился бежать — Оставался неподвижно он лежать. В грудь вошла наполовину та стрела, Продолжая оперением дрожать. Каракулумбет-батыр ко льву спешит. Тот по-прежнему недвижимый лежит. Понял тут батыр: алмазною стрелой Людоед был до него уже убит. Вырвал он стрелу, запущенную им, — Мертвый лев лежал, как камень, перед ним, Он отрезал зверю ухо, и затем Поскакал туда, где пировал Масим. Поскакал он в те края во весь опор, С ходу в ханский завернул большой шатер И с порога громогласно объявил, Что он зверя застрелил на склоне гор. Хан от слов его на месте подскочил, Там, где в радости пред этим ел и пил, И слуге немедля в ханский свой шатер Пригласить Бабсак-батыра поручил. Тот на ханский зов явился, и тотчас Каракулумбета видит, и зажглась В сердце у него тревога — у того В его сторону косил недобро глаз. Он в шатер вошел, и хану задает Свой вопрос, что сердце мучает и жжет: «Для чего ты пригласил меня, мой хан? Что тебе опять покоя не дает?» «Вот сидит батыр. Клянется, что убил Зверя, что тобой убит недавно был. Я подумал: есть секрет какой-то тут, И тебя позвать поэтому решил. «Я, — сказали оба вы, — убил стрелой Хищника — могу поклясться головой». Кругом голова моя теперь пошла. Чтоб поверил я, представьте знак мне свой!» Говорит Бабсак: «Пришел я на твой зов. За слова свои ответить я готов. Знак, который я принес, ты видел сам. Что сказать — я не имею больше слов. Ну, а если не поверили, тотчас Поведу ко льву убитому я вас. Убедитесь в правоте моей тогда И поймете, кто обманщик среди нас». За Бабсаком молвил Каракулумбет: «И я тоже свой готов держать ответ», — И прихваченный показывает знак — Ухо льва, какого вряд ли видел свет. Говорит: «Я льва убил своей рукой, Срезав ухо, прихватил его с собой. Кроме уха, что отрезал я, на нем, Можешь верить, нету меты никакой». Из шатра все трое вышли. Не в чести Было споры бесполезные вести. Взбаламутил Каракулумбет народ — Небылицы стал он разные плести. Масим-хан решил ту ложь разоблачить, Победителем Бабсака объявить, Над двенадцатью везирами его Главным бием навсегда провозгласить. «Прав Бабсак — правдивы все его слова, — Молвил всадник, проверявший тушу льва. Каракулумбет же всех нас обманул, И, выходит, лжива вся его молва». Забирает Каракулумбета стыд, г. Черный пот с него потоками бежит. Триста пятьдесят батыров тут его Загалдели от позора и обид. А Тимеркотло и богатырь Тамьян Зверя мертвого нашли и в ханский стан Возвращались, и вдруг видят, что народ Колобродит — споры, ссоры и разброд. Тут, поняв, в чем дело, два богатыря Подъезжают, нетерпением горя, И, Бабсака подтверждая правоту, «Ты послушай и поверь нам», — говорят. «Труп чудовища мы видели вдвоем, Подошли к нему, и вот на трупе том Знаки те нашли, о чем сказал Бабсак, — Полстрелы, язык, отрезанный мечом. Пасть в крови была. Раскрыв ее слегка, Мы увидели всего пол-языка. И торчало что-то в глотке там. Мы в пасть Руку сунули — сполна ушла рука. Оказалось: в тушу вбитая стрела Не вместилась и наружу поползла. И у хищника отточенным концом Вышла в глотку, как огромная игла. Услыхав про то, Масим возликовал, Вновь на праздничный майдан народ созвал, За Бабсака дочь свою решив отдать, Сокровенную он думу загадал. Каракулумбет собрал своих людей И отъехал от Масима поскорей. «Мы должны убить Бабсака и лишить Род кыпсаков вожака», — изрек злодей. И, промолвив те слова, он лук берет, Оставляет всех на месте, и идет Прямо к тем, кто веселится на пиру, — Отшатнулся от злодея весь народ. Свадебный пир кипел вовсю, и Масим-хан, говорят, поставил Бабсака во главе двенадцати биев. Он выдал за него замуж дочь свою Гаухар и объявил о том всему миру. И тут народ увидел, что Каракулумбет стал приближаться к счастливому своему сопернику. Глаза его были налиты кровью. Люди стали говорить Бабсаку: «Встань со своего места, батыр, иди ему навстречу! Он задумал что-то недоброе». Бабсак на это отвечал: «Вставать с места, где сидишь, — женское дело. Не поднимусь я с этого места, не взгляну на него!» И еще он сказал такие слова: «С места я уже не встану, где сижу, Ваш совет исполнить я не поспешу. Если выстрелит проклятый хаин, что ж, Я без страха на судьбу свою гляжу». Вот свой лук расправил Каракулумбет, Стал он целиться — ужель спасенья нет? С тетивы летит алмазная стрела... И померк в глазах Бабсака белый свет. Тело Каракулумбет ему пробил, И в крови его навеки утопил. Что бедняге было делать! Он поник Головой, и на траву упал без сил. Каракулумбет хвалился: «Я не за глаза Силу грозную кыпсакам доказал!» И, подобно ишаку, издавши рев, Растерявшихся людей своих позвал. Вот такое сотворил тот хаин зло. Вероломство это всех огнем ожгло. Посовещавшись между собой, два батыра — Тимеркотло и Тамьян — решили сообща уничтожить Каракулумбета вместе со всеми его воинами. Но Масим-хан стал их отговаривать: «Видно, есть в этом деле божья воля, так не спешите проливать новую кровь!» После этих слов никто не тронул Каракулумбета и даже слова единого ему не сказал. Восемь воинов Бабсака решили похоронить своего батыра, но Каракулумбет не позволил им этого сделать: «Не дам рыть свою землю, несите тело куда хотите!» Тогда воины Бабсак-батыра поехали в свою страну, отдаленную полуторадневным путем, и привезли оттуда землю в батманах, ею засыпали тело Бабсак-батыра... А Тамьян и Тимеркотло явились в дом К хану, чтобы о решении своем Объявить: «Хотели сделать мы добро, А на бойню угодили под шатром. Ты позволь, таксир, уехать нам домой, И живи своим умом и головой. Каракулумбету другом иль врагом Будь — у нас отныне путь совсем иной». С ним батыры попрощались, и потом В путь обратный собрались они вдвоем. Во вражде со всеми Каракулумбет Гарцевал в седле при воинстве своем. Возвратились два батыра в край отцов — В дебри гор, озер и девственных лесов, О мытарствах рассказали там своих... Мы ж с Бабсаком кончим дело парой слов. Пал Бабсак-батыр. Остались сиротой Сын, жена его и весь народ родной. Гордым соколом вчера еще парил, А сегодня в мир отправился иной. Многим так судьба силки свои плетет, Мало тех, кто от силков ее уйдет: Будь ты баем, будь батыром иль царем — Никого суровый рок не обойдет. Словно женщина ревнивая, судьба — То капризна, то сварлива, то слепа. Мужем доблестным играя, иногда На добро к нему бывает столь скупа. Кто Всевышнего забвенью предает, Кто молитвы забывает, — жалок тот. Паутиной нечестивцев оплетен, Он без имени и веры пропадет. Не обманывайтесь хитростью судьбы, За сокровища не расшибайте лбы. Пусть скота у вас немного, но зато Честно добыт он — душой вы не рабы. Каракулумбет-батыр вернулся от Масим-хана, прожил неделю на родной земле, всех людей своего рода — от шести до сорока лет — созвал воедино и отправился походом на кыпсакский род, чтоб до последнего истребить потомков Бабсака. Черной местью налит Каракулумбет. Он грозит кыпсакам морем зла и бед. Норовит весь род Бабсака истребить — И жестокости такой не видел свет. Из-под палки он погнал своих людей На кыпсаков. Утопил в крови, злодей, Стариков, старух и женщин... Убивал, Не жалея, даже маленьких детей. На корню уничтожал он славный род, По крови шагать заставил весь народ. До последнего младенца вырезал. Повелел своим угнать кыпсаков скот. И уж, кажется, последнего добил. Сделал все, чтоб мир Бабсака позабыл. И ,как пес, искал, где скрылась Ямиля. И нашел ее — и страстно полюбил. Как голодный зверь, к вдове ворвался в дом» Страшный голос загремел его, как гром, Всех заставил от испуга задрожать: — Выходи!.. Иль разнесу я все мечом! В страхе дверь ему открыла Ямиля, О пощаде супостата не моля; Тут, красу ее увидев, стих батыр, Тайной страстью свою душу веселя. — Одевайся, — Ямиле он говорит, — Видишь, пламенем душа моя горит. Заберу тебя к себе — ведь ты одна Здесь зачахнешь от страданий и обид. На тебе женюсь — избавлю от беды, Коль младенца в животе не носишь ты. Если скажешь: «Не пойду», — тебя я вмиг Зарублю и за собой сотру следы. Ямиля пред ним от ужаса дрожит. И измучен, и растерян ее вид. «На жене Бабсак-батыра я женюсь»,— ' , Думает палач, и похоть в нем кипит. Одевают Ямилю почти силком. Богу молится несчастная тайком, Слезы льет: «Ах, покидаю навсегда Мужа милого, Бабсак-батыра дом!..» Каракулумбет посадил Ямилю на своего тулпара и отправил на землю хаинова рода. По истечении нескольких дней он и сам воротился к себе домой. Завидуя красоте Ямили, прежние жены Каракулумбета стали наговаривать на нее мужу: «Она же беременна, в ней остался плод от Бабсака. Смотри же: если она разродится его ребенком — не сносить тебе головы!» И от тех слов душу Каракулумбета объял страх. Чтобы погубить зародыш в утробе женщины, он стал растирать ее тело волосяными вожжами. Не в силах снести муки воскликнула Ямиля: «Если убить желаешь, то убивай скорее, только не мучай меня понапрасну, я не беременная!» Каракулумбет потребовал от нее доказательств. Не зная, что предпринять, Ямиля, на все махнув рукой, указала на двухгодовалую телку, бродившую во дворе: «Если вон та телка стельная, то и я тоже беременная. Если яловая, — я тоже без плода». Каракулумбет велел зарезать телку, которая, к счастью Ямили, оказалась яловой. И все тут в один голос стали у нее просить прощения, говоря: «Зря мы тебя так изводили!» Вполне удовлетворенный доказательством Ямили, Каракулумбет взял ее себе третьей женой. Избавившись таким образом от смерти, стала жить Ямиля в доме Каракулумбета. Когда со дня гибели Бабсака исполнилось два месяца, родился у Ямили сын. И назвали его Кусэком. Все люди рода хаинов думали, что родила она от Каракулумбета. И только одна девяностолетняя старуха-знахарка знала о том, что это сын Бабсака, но никому о том не сказала. Когда родился па свет Кусэк, снова напал па Каракулумбета тайный страх, сердце его объяли ужас и тревога. Не в силах перенести такое, он проболел три дня и три ночи подряд. А причина болезни была такова: когда Каракулумбет подошел к колыбели младенца и хотел его поцеловать, тот схватил ручонками его бороду и сильно его потряс. И случай этот вселил в душу Каракулумбета глубокое беспокойство, заставил его задуматься. Красота и удальство Кусэка были написаны на лице. В годовалом возрасте он уже имел силу десятилетнего мальчишки. Когда, подобно другим младенцам, бился в плаче, требуя материнской груди, вся одежда на нем трещала по швам, превращаясь в клочья. Поэтому и рубашки и штаны для него шили из шкуры старого быка. Лишь Кусэк ступил на землю и шагнул, Как к бедру уж меч алмазный пристегнул. Ликом светел, станом крепок и могуч — Будто облик вновь отцовский он вернул. Лишь семь месяцев прошли, а он, грудной, Уж не жмется к своей матери родной: Выглядит намного старше своих лет — Сразу видно: сын Бабсака удалой. Вот исполнился ребенку ровно год. Глядь — с мальчишками на улицу идет. Даже тех, кто старше в пять иль десять раз, На лопатки в состязаниях кладет. Подрастал он не по дням, а по часам — Сам красавец, богатырь сложеньем сам. Он в четыре года многих силачей Посрамил, не вняв их просьбам и слезам. А в пять лет борол он всех богатырей — С ним схватиться на майдане лишь посмей! И его уже успели полюбить Много девушек с огнем на дне очей. А потом ему исполнилось шесть лет (Был мальцом, теперь — батыр, какому нет Равного на белом свете... Будет срок — Станет бием и затмит он солнца свет!) Как-то осенью Кусэк пошел играть За аул, когда ушла из дому мать. Слово за слово поссорились друзья: Он — один, а ребятни аульской — рать. Но смеяться стал Кусэк и задирать Всех подряд; трусливых вынудил бежать. Затаив к задире смертную вражду, Сговорились его дети отстегать. Но Кусэк тут гневом вспыхнул, и тотчас (То ли будет, коль продолжим мы рассказ!) Он с мальчишками стал драться не шутя: Тех пришиб ударом, этим выбил глаз. Разбежались все скорее кто куда, Зная, что похуже здесь их ждет беда. Сын старухи из кыпсаковских кровей Вдруг попался ему под руку тогда. Искалеченный могучею рукой, Обратился мальчик с жалобной мольбой: «Если грех ты свой желаешь искупить, Отнеси меня ты к матери родной. Я у матери один. И если вдруг Я умру, она не вынесет тех мук — Вслед за мною встретит смертный час она... Донеси ж меня до материнских рук!» У Кусэк-батыра гнев мгновенно спал. Сироту он поднял, нежно приласкал, Расспросил, где проживает тот, затем В руки матери мальчишку передал. Льет старуха слезы горькие. Пред ней — Сын-калека, неживого чуть живей. И корит она Кусэка: мол, нигде Столь бездушных я не видела людей. Говорит Кусэк: «Во всем я виноват. Пред тобой вину загладить буду рад. Не кляни меня, пожалуйста, прошу — То, что было, не вернешь теперь назад». Та: «Зачем обидел сына моего, Исковеркал жизнь сиротскую его? Лишь добро тебе дарила я, и что ж? — Кроме злобы не вернул ты ничего. Помогала Ямиле я, как могла, Твоей бабкой повивальною была. Но, конечно, ты не знаешь пи о чем — Твое прошлое тебе — сплошная мгла». Потом старуха сказала так: «Выслушай, дитя мое! Если ты ничего не знаешь, я открою тебе одну ужасную тайну». А Кусэк ей: «Рассказывай, инэй, я ничего не знаю». И тогда старуха ему говорит: «Дитя мое, если уж ты такой сильный, отплати убийце кровной местью за смерть своего отца!» Удивился Кусэк: «О какой кровной мести ты говоришь, если отец мой жив и здоров? Ведь его никто не убивал, никто не замучил!» Старуха на это: «Нет, дитя мое, ты не сын Каракулумбета, ты — наследник Бабсак-батыра». «Какого еще Бабсак-батыра?» — еще больше удивился Кусэк. И тогда старуха обо всем поведала ему во всех подробностях: о том, что отец его был славным кыпсакским батыром Бабсаком, о том, как он погиб от руки Каракулумбета, как тот пошел на род кыпсаков и уничтожил его до последнего человека, как принудил Ямилю выйти за него замуж и как та доказала ему свою бесплодность, и тем спасла себя и своего ребенка от неминуемой гибели. Рассказ старухи привел Кусэка в сильнейшее волнение. «Бабушка, откуда ты все это знаешь? Почему заставляешь убить Каракулумбета?» — спрашивает он. Отвечает ему старуха: «Я сама из кыпсакского рода, выдана была сюда замуж еще в прежние времена, когда роды жили в мире и дружбе. Теперь они жестоко враждуют между собой. Потому и мне отчин дом кажется желанным». Так сказала старуха, а потом добавила: «Если не веришь мне, расспроси свою мать, она подтвердит мои слова». Говорит Кусэк; «Что, если мама не захочет ничего мне сказать?» «Если так, я научу тебя одной хитрости, — отвечает старуха. — Если она не захочет сказать тебе правду, попроси се нажарить тебе курмаса. Она выполнит твою просьбу. Только пусть подает тебе курмас не в чашке, а в ладонях. Тогда ты сожмешь кисти ее рук и спросишь: «Кто мой отец — Каракулумбет или Бабсак? Говори правду!» Кусэк простился со старухой, пришел домой и попросил мать нажарить ему курмас. Мать поднесла ему горячие зерна в ложке, но Кусэк их не взял. Тогда она подала их в голых ладонях, а Кусэк возьми да и сожми кисти ее рук, спросив при этом: «Кто мой отец — Каракулумбет или Бабсак? Говори только правду!» Жареный курмас так припекал руки Ямили, что она не выдержала: «Дитя мое, твой отец — Бабсак-батыр!» И после этого она поневоле вынуждена была рассказать сыну всю правду. Таким образом, разузнав тайну своего происхождения, Кусяк сказал своей матери: «Мама, я убегу к дедушке своему Ураз-хану. Сделай вид, что ты ничего не заметила. На будущий год, в это же время, я вернусь обратно и сам буду знать, что мне делать!» Очень не хотела Ямиля отпускать своего сына, но разве можно перечить такому богатырю! Вот и отпустила, проливая горючие слезы. В это время Кусэку было всего шесть лет. В один прекрасный день он исчез — сбежал к Ураз-хану. Вот добрался он к Ураз-хану, прошел в его дворец и почтительно с ним поздоровался. Ураз-хан принял его приветствие и стал расспрашивать, кто он и откуда. «Я сын кыпсакского рода батыра Бабсак-бия», — отвечал Кусэк. Ураз-хан посадил мальчика себе на колени и стал расспрашивать про его мать — дочь свою Ямилю. Мальчик отвечал, что мать его жива и здорова и стал просить у Ураз-хана войско, чтобы отомстить Каракулумбету за убитого им отца. Радостью озарилось лицо Ураз-хана. «Поживи у нас с годик, и тогда возьмешь из моего рода часть войска и поедешь мстить за своего убиенного отца», — ответил хан. А мы вернемся к Каракулумбету. По прошествии трех дней после исчезновения Кусэка Каракулумбет спрашивает у Ямили: «А куда подевался наш сын?» Ямиля ему в ответ: «Не знаю. Вчера с сотней мальчишек пошел играть на поляну и назад не возвращался». Множество людей вывел Каракулумбет на поиски мальчика. Искали его в горах и лесах, в оврагах и поймах рек, но нигде не могли отыскать. В конце концов, решили, что мальчика сожрал какой-нибудь дикий зверь, или сам он куда-то сбежал. На том и прекратили дальнейшие поиски. Целый год прожил Кусэк-бий в доме Ураз-хана, затем отобрал себе восемьдесят лучших богатырей из его войска и начал истреблять жителей рода хаинов. Среди этих восьмидесяти воинов был батыр по имени Сигезяк. В одну из черных ночей Кусэк тайно вошел в стан Каракулумбета и встретился со своей матерью. Он вывез ее вместе с девяностолетней старухой и ее сыпом-кыпсаком из того стана и велел Сигезяк-батыру: «Проводи мою маму к Ураз-хану, и этих тоже отведи вместе с ней!» — и с теми словами передал ему двух женщин и мальчика, сына старухи. «Отомщу за отца и вернусь через пять месяцев!» — обещал он матери. Пусть Сигезяк вместе с женщинами и мальчиком добираются до Ураз-хана, мы же с вами вернемся к Кусэк-бию. Кусэк вместе с семьюдесятью девятью воинами кыпсакова рода стали поголовно истреблять людей рода хаинов. Но при этом семьдесят восемь батыров Кусэк-бия тоже сложили головы, сражаясь с войском Каракулумбета. И остался Кусэк с одним единственным батыром. Но и вдвоем они нещадно уничтожали хаинов, рубили саблями, кололи копьями, пронзали стрелами. Убили жен и детей Каракулумбета. Никого не щадил Кусэк-бий из рода своего кровника. И только Каракулумбета никак не мог отыскать. Когда бродил он так, разыскивая Каракулумбета, повстречался ему мальчик. «Ты не видел Каракулумбета?» — спросил его Кусэк... Истребил Кусэк ему противный род. Сиротою лишь одно дитя бредет. — Не приметил ли где Каракулумбета ты? — Кусэк-бий вопрос мальчишке задает. — Сирота я, — отвечает тот малец. — От сраженья я сбежал с рассвета в лес. Видел я, куда удрал Кара-акэ, Сразу понял, что пришел его конец. Я — пастух. Его баранов пас пять лет. От лишений проклял я весь белый свет. Ни копейки мне ахэ не заплатил — Пусть за все от вас получит он ответ. Принуждал он дни и ночи спину гнуть — До сих пор болит все тело, ноет грудь. Начал пищу добывать я воровством. Говорил себе: «Такое не забудь!» Каракулумбет от вас сбежал стремглав, Словно пущенная с тетивы стрела. Видел сам я: он заполз под этот стог — Не убьешь его — он причинит немало зла. Я уверен, что вот в этот самый миг, Словно мышь, под стогом он к земле приник. Он под стог и девушку мою увлек — Сам я слышал из-под стога ее крик. Взор у Каракулумбета страшен был. Я уверен, что, скрываясь, он решил: «Коль умру — дитя оставлю от себя...» Потому под стог ее и затащил. У Кара-акэ коварный нрав, таксир. Осторожней будь, ловя его, батыр. Если сможешь ты живым его поймать, Пусть душа его покинет этот мир. Говорит Кусэк-батыр ему в ответ (Его голос добротой, теплом согрет): — Сирота, тебя не трону я. Ищи Свое счастье сам — от нас запрета нет, Я тебе дарую волю, — говорит, — Вытри слезы и прими достойный вид. Вольной птицей пусть парит твоя судьба — Ты от пас не испытаешь зла и бед. Ты сказал про Каракулумбета нам. С благодарностью я внял твоим словам. Попроси, что хочешь: если я смогу, Все исполню — все, что хочешь, то и дам». Отвечает сирота: «Тогда к тебе Просьба есть — внемли, таксир, моей мольбе: Ты моей подруге милость окажи — Быть ей вечною звездой в моей судьбе. Ей исполнилось недавно восемь лет. Мне же десять. Дети горя мы и бед. На лугу мы познакомились, когда Пас овец я. Крепче дружбы нашей нет. У Кара-акэ сосед есть. Его дочь — Эта девочка. Хочу я ей помочь. Помогите, если можете, в беде, Без нее вся жизнь моя — сплошная ночь». Говорит Кусэк: «Да будет, как сказал! Ты большую нам услугу оказал: За пять лет, что проработал в пастухах, Позволяю, чтоб ее ты в жены взял!» Гаркнул он, да так, что бог не приведи: — Каракулумбет, а ну-ка выходи! Вместе с девушкой явись передо мной! — Громом рвался его голос из груди. Вот он в руки меч отточенный берет, Кумыса четыре сабы залпом пьет. Каракулумбет лишь только высунул свой нос Вмиг поймал его Кусэк, как мышку кот. Ухо левое вначале оторвал, И, брезгливо морщась, в пальцах его смял. И, другое вырвав ухо; «Это месть За отца, тобой убитого», — сказал. Там, где уши были, — только кровь струей; Затекли глаза кровавой пеленой; Одеянье Кусэк-бий с него содрал, И остался перед всеми тот нагой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как казахскому верблюду, ему нос Продырявил и потом вдел два кольца. Крепкими веревками его связал, Лук и стрелы в руки жилистые взял. «Где мальчишка-сирота?» — спросил потом, «Подойди, со мною рядом будь», — сказал. Мальчик тут же подошел, на зов спеша, От испуга безотчетного дрожа. А увидел Каракулумбета — вмиг Мотыльком затрепетала в нем душа. Говорит ему Кусэк-батыр: «Поди К стогу сена и подружку там найди. Пусть она тебе достанется за то, Что пять лет не получал ты за труды». Поспешил тот, услыхав такой приказ, И исчез под стогом сена он тотчас. Десять лет ему всего, но уследить За мальцом едва ли мог бы чей-то глаз. Повернул Кусэк врага к себе спиной: «Знай, злодей, я за отца сочтусь с тобой!» Охнув, Каракулумбет упал, когда Кусэк-бий алмазной сбил его стрелой. После этого Кусэк-бий сказал так, обращаясь к тому мальчику: — До сих пор при полном здравии б он был, Если б некогда кыпсаков не казнил. Будь «бер ян» — душой одной. От твоего Рода я тебя оставлю, чтоб ты жил[6]. «Кончил я свои дела, — сказал потом. — И теперь вернусь обратно в отчий дом. С карымтой никто к кыпсакам не придет, Будет род спокойно жить в краю родном». Здесь кончается рассказ. Из тьмы веков Те дела с людских сошли к нам языков. А с признаньем власти белого царя[7] Улеглись былые страсти средь родов. 
См. Башкирское народное творчество. Эпос. Башкортостан, Уфа, Башкнижиздат, 1987, С. 464-491 УРАЛ-БАТЫР | АКБУЗАТ | БАБСАК И КУСЭК Другие эпические сказания башкир | Сведения о вариантах | О башкирских эпических напевах. Словарь | Башкирские сказители и их эпический репертуар
| 
